13.01.2022

Профессор А. А. Тяпкин: "Как я пришел в физику". Часть 11. Трудное студенческое лето 44-го года

После успешной сдачи экзаменов первого семестра я принял участие в тяжелых работах по обеспечению Москвы дровами. В субботу, 19 июля 44-го года, сестра провожала меня в Химках на лесозаготовки. Пароход, забитый до отказа студентами, следовал в леспромхоз, расположенный на одном из правых притоков Волги, между Угличем и Рыбинском, напротив провинциального городка Мышкино. Из нашей группы все, кроме меня, каким-то образом смогли уклониться от трудовой мобилизации, хотя официально освобождены были только бывшие фронтовики. Поэтому я был немало удивлен отсутствием в Химках всех остальных: ведь только из чувства товарищества я не воспользовался возможностью остаться работать летом в Москве. Большой и верный друг нашей семьи Д. А. Яблоков (дядя Дима} в годы войны был заместителем министра лесной промышленности. Его дружба с моими родителями началась еще в Коломне, а верность этой дружбе он доказал в то время, когда наш отец был в тюрьме под следствием. Он и его жена пригласили нас с матерью на все лето к себе под Рыбинск, где он руководил тогда строительством. Узнав от матери о моем отъезде в леспромхоз, он пригласил меня к себе и предложил работу по приемке леса на базе в Москве. Когда же я, поблагодарив его, отказался, он даже похвалил меня за смелый поступок.

Тяпкин Алексей Алексеевич

В леспромхозе из прибывших студентов были созданы бригады без всякого учета институтского разделения по курсам и факультетам. Я был назначен бригадиром группы из девяти девушек, а жили мы все в избе у одинокой бабушки. Вставали мы в шесть утра, шли в столовую, где съедали по полмиски пшеничной каши и выпивали по стакану чая, а затем шли на двенадцать часов работать в лес. Второй раз нас кормили уже вечером, после возвращения из леса. На этот обед-ужин, кроме каши и чая, давали обычно свекольник. Здесь же, в столовой, мы слушали сводки о новых победах нашей армии. Так, в начале нашей работы радио сообщило о вступлении войск 1-го Белорусского фронта на территорию Польши, а в конце августа оно порадовало сообщением об освобождении эстонского районного центра города Тарту. Впоследствии, уже в 50-х годах, мне вместе с Л. М. Сороко удалось побывать в этом замечательном городе на научном совещании. Центральное место в городе занимает университет, один из старейших в Европе (он был вторым после университета в Болонье).

На лесных делянках мы занимались в те дни тремя видами работ: повалом леса, его разделкой (трелевкой) и подвозом к реке по специальной дороге из бревен на повозке с деревянными колесами типа катушек. Последний вид «лошадиной работы» был самым узким местом во всем заготовительном процессе, поэтому проводился круглосуточно, в две смены. На него поочередно назначались бригады как в дневную, так и в ночную смену. Моя бригада несколько раз выходила в ночь. Дорога к реке была длиной около двух километров, и повозка с бревнами много раз застревала на стыках, так что лишь усилиями всей бригады ее удавалось привести в движение. В этом и состояла основная трудность для полуголодных людей. Работники леспромхоза разводили бригады по лесным делянкам, поручая им конкретную работу. Они же вели строгий ежедневный учет объема выполненных каждой бригадой работ в кубометрах.

Чтобы у студентов помимо патриотического порыва был реальный стимул эффективно трудиться на лесных делянках, было объявлено, что каждая бригада, сдавшая тысячу кубов древесины, будет отпущена домой досрочно. Несколько бригад, среди них и моя, к концу августа выполнили положенную суммарную норму. Начальство леспромхоза об этом торжественно объявило на специальном вечернем построении, но тут же обратилось к передовым бригадам с призывом продолжить со всеми ударную работу до середины сентября и тем помочь Москве и ее заводам выполнить обязательства перед фронтом. Ясно, что после такого обращения ни одна бригада не настаивала на возвращении к 1-му сентября, тем более, было объявлено, что занятия в вузах Москвы начнутся лишь в октябре.

Условия работы в лесу на расстоянии около часа ходьбы до леспромхоза и еще четверти часа до дома были тяжелыми, особенно в дождливые дни. Бригады самостоятельно устроили на каждой делянке навес из плотного слоя веток и под ним прятались от дождя. К удивлению, никто в моей бригаде не простудился. Все лето 44-го года, на наше счастье, оказалось теплым. Еще более удивительным было то, что никто из наскоро обученных студентов в то лето не получил травм на повале леса или на трелевке. Нескольким наиболее хрупким девицам своей бригады я вообще не давал топор в руки. Им поручалось подбирать и складывать срубленные ветки. Думаю, так же поступали и в других бригадах.

В лесу наша бригада делала перерыв в работе на час. В это время, если не было дождя, мы шли в малинник, чтобы немного подсластить свой безобеденный перерыв. Проблема постоянного недоедания больше всего беспокоила нас в то лето, и попытки преодоления этого недуга запомнились надолго. Юношеский задор с весельем и постоянным юмором помогал нам преодолевать и эту трудность. По воскресеньям после завтрака мы посылали несколько человек на местном пароходике на базар в Мышкино и там на полученную ранее стипендию покупались продукты для сытного воскресного ужина. В этот единственный нерабочий день в столовой леспромхоза нас последний раз кормили обедом, а ужин организовывали уже самостоятельно на костре. В самой же деревне можно было купить лишь картошку и зеленый лук. В будни по вечерам я покупал иногда в рядом расположенной маслодельне банку так называемой молоканки (молочные отходы производства масла). Помню, в конце июля мы купили у нашей хозяйки только что выкопанную картошку. Я тогда сварил себе на костре целый чугун этой картошки и с жадностью съел его целиком за один раз. После этого из-за характерного привкуса я не мог съесть без приправы и одну картошину. А затем приноровился сильно разваривать картошку вместе с мелкой рыбешкой, купленной на воскресном базаре. Приготовленное пюре с разваренной рыбешкой уже не отдавало ненавистным мне земляным привкусом.

В Москву мы вернулись к вечеру 16 сентября, и на другой день в моем дневнике появилась подробная запись о трудном студенческом лете, проведенном на лесозаготовках возле города Мышкино. Отсюда и точные даты, и другие подробности моих сегодняшних воспоминаний. Через день все мы, бывшие лесорубы, встретились в институте, где нам выдали стипендию за сентябрь и премию за "доблестный труд" в леспромхозе, откуда еще в начале сентября в институт поступила благодарственная телеграмма. А о тяжелых днях прошедшего лета все мы, к удивлению, вспоминали с большой теплотой. Нас отпустили на короткий отпуск до 2 октября, который мне пришлось посвятить уборке картофеля с собственного огорода.

На друзей из своей группы я еще долго был в обиде, и вовсе не за уклонение от лесозаготовок, а за их неискреннее поведение, за то, что они сделали это втихомолку. Письма из Москвы я получал в это лето только от мамы и сестры, они хранятся у меня в той же тетради дневника. Все это охладило мое отношение к прежним друзьям. Помню, в тот год я даже отказался встретить с ними ноябрьские праздники. Но в процессе дальнейшей учебы обида моя постепенно утихла, и прежние теплые отношения восстановились полностью.