"Эксперименты не кончались никогда". Игорь Алексеевич Тяпкин об отце
— Искусственный холм в лесу на Черной речке стали называть Пиком Тяпкина очень давно, а сначала это место называлось Третьи холмы. Отец гордился народным переименованием, говорил: “Не надо улицы. Какое я имею отношение к улице? Там люди всю жизнь живут, зачем переименовывать в честь кого-то улицу?”
Версий о том, как в лесу появился насыпной холм для катания на лыжах, в интернете сейчас очень много, вплоть до безумных. Особенно меня разозлила история, что горка отсыпана якобы по указанию М. Г. Мещерякова, недовольного тем, что А. А. Тяпкин вместо работы разъезжает по альпинистским базам Кавказа — пусть-ка лучше катается в местном лесу. Это невозможно представить: чтобы Алексея Алексеевича вызвали на ковер, чтобы запретить ему кататься… Тем более во время отпусков, которые и в те времена физики не догуливали. Вообще, тогда в Дубне все катались: и Блохинцев, и Балдин, и Флеров — всех их я видел на лыжах. Катались, а между спусками говорили про работу.
Ученые были народом активным. Соорудили недалеко от котлована, где сейчас лыжная база, деревянный трамплин, чтобы прыгать на лыжах. И прыгали! Потом уж он обветшал и его разобрали. После трамплина начали горку строить, и строили всем миром. Инициаторами были отец, Э. А. Тагиров, В. И. Тропин. Помогали, как и во всех подобных инициативах, и Дом ученых, и лаборатории. В общем, большой коллектив это делал. Когда организовали детскую лыжную секцию, они тоже участвовали в создании горки, укладывали дерн.
Или взять водные лыжи. В ОИЯИ когда-то начал работать электронщик И. Ф. Колпаков, любитель походов и горных лыж. Рассказал, что видел чудное: на лыжах катаются по воде! Где-то в командировке увидел. Алексея Алексеевича со товарищи идея вдохновила. И знаете, что они сделали? Изготовили лыжи, прицепили трос к машине, кажется, “Москвичу”, и стали кататься по каналу: машина вдоль канала едет, тянет лыжника. Потом начали использовать моторные лодки. Дело обросло народом: катались Антонио Понтекорво, Игорь Блохинцев, Алексей Тяпкин. Братья Нехаевские увидели, заинтересовались, и дело пошло с размахом. Мощный катер появился благодаря отцу.
Случилось так, что однажды директора левобережного магазина “Спорттовары” наказали за растрату, его имущество конфисковали. В конфискате оказался прекрасный алюминиевый корпус лодки. А. А. Тяпкин добился, чтобы его передали в ОИЯИ. Корпус привезли в ЛЯП, и там установили на него мотор от автомобиля “Чайка” — не помню, где его взяли. Мощный, 200 лошадиных сил. Катер получился отличный, славился на всю страну, на нем первенства СССР проводили. Потом рассыпался от нагрузок.
Кстати, А. А. Тяпкин стал прототипом одного из героев повести Николая Асанова “Богиня победы” — физика и воднолыжника Тропинина.
Эксперименты не кончались никогда. Последний, и довольно страшный, был, когда отец отдыхал с друзьями на Кавказе: катались на лыжах. Под кроватью нашли дельтаплан. Втащили на гору, раскрыли — не летит. Решили поехать на Эльбрус: забраться повыше. Поехали, нашли хорошую поляну. Ветер задул, дельтаплан взмыл и полетел вместе с Алексеем Алексеевичем. И вот поляна заканчивается, а дальше обрыв. Что делать? Надо сажать. Отец устремился вниз. Поляна была снежная, перед обрывом — нагромождение камней, на которые он и налетел. Руку сломал, но остался живой. Это ему уже под шестьдесят было.
В горы всегда брал с собой сыновей, меня в первый раз вывез в шесть лет. Когда пошли более серьезные занятия в школе, брать перестал, начал ездить со средним, потом с младшим. Очень я ему благодарен, что заразил горами и лыжами, водными, кстати, тоже.
А вот в школу ко мне его вызвали только один раз. Я полгода или год учился в школе № 4, потом вместе со многими другими перешел в восьмую школу. В четвертой школе была огромная рекреация, где во время перемены ученики должны были прогуливаться по кругу. И вот отца вызвали с формулировкой: “Не соблюдает школьные правила, не ходит по кругу на перемене”. Отец пришел и нет, чтобы сказать что-то дипломатичное, возразил учительнице: “А он что баран по кругу ходить?” С тех пор в школу только маму вызывали.
Помимо спорта много всего было. При поездках в Москву по работе всегда успевал встретиться с друзьями, такими как Юрий Визбор, супруги Никитины, из театра на Таганке: Владимир Высоцкий, Юрий Любимов, да вообще Таганка вся. Это, конечно, удивительно. Понятно, что люди этого круга были интересны физикам, но что физики были им интересны? Но вот они были друзьями, встречались, общались. Многие приезжали и в Дубну, бывали у нас в гостях.
Увлечений и талантов у отца было много. Например, он умел работать на станках, на фрезерном, на токарном. Мог сам изготовить любую нужную деталь.
Всю жизнь А. А. Тяпкин занимался теорией относительности. “Заразился” еще студентом у своего учителя, академика И. Е. Тамма, и всю жизнь ее изучал. Считал, что Эйнштейн, конечно, гений, но не мог ему простить, что тот никогда не упоминал ученых, на базе чьих трудов построил свою теорию: А. Пуанкаре, Х. Лоренца. Объяснял это изначальной профессией Эйнштейна, который пришел из патентного бюро. Алексей Алексеевич написал в соавторстве с А. Шибановым биографию Пуанкаре для серии “Жизнь замечательных людей”. Надеюсь, ее переиздадут.
Вообще, у отца хорошо получалось писать. Например, у него была целая серия, к сожалению, не оконченная: “Как я пришел в науку”. Публиковалась в 1996-97 годах в газете ОИЯИ “Дубна: наука, содружество, прогресс”. Я читал с интересом.
Писал он и в журнал “Техника — молодежи”, с главным редактором которого, В. Д. Захарченко, дружил. Одна такая публикация чуть было не закончилась печально. Отец предложил Василию Дмитриевичу написать статью о том, что прорывная научная идея может быть только на грани безумия, на грани невозможного. После публикации журнал засыпали письмами с теориями и изобретениями настоящие безумцы; письма эти, как тогда было принято, пересылали автору, и он должен был отвечать на все. Однажды я пришел к отцу, а навстречу мне из квартиры вылетел раздраженный крупный мужчина. Оказалось, это был отставной военный, который на досуге создал всеобщую теорию устройства мира. Теорией это не являлось, и ему это объясняли многие ученые. И вот он, разозленный, явился к А. А. Тяпкину лично. “Еле отделался”, — рассказал отец. А примерно в то же время был случай в МГУ: там кого-то убили в похожей ситуации. Отец переживал: вроде написал, о чем думал, в чем был уверен, а результат вот такой получился.
Алексей Алексеевич много преподавал. Расстроился, когда кто-то из студентов сказал, что он строгий преподаватель. “Если студент не знает, но хочет знать, если есть искра в глазах — я ему всё прощу, во всём помогу. Лишь бы хотел!”
В науке отец оставил яркий след. Запомнилась одна история. Я бы ее назвал “приключения стариков-разбойников”. Уже в девяностые годы он поехал с коллегами-ровесниками В. П. Зреловым и Я. Ружичкой в CERN, хотел изучать черенковское излучение. Я тогда тоже был в CERN. Что-то не шло у них, а время уже поджимало, надо было сворачивать аппаратуру. И они привезли магниты: “Давай, — говорят, — поставим!” Пытался я их остановить: “Кто ж вам остановит пучок?” “Да ладно!” И полезли через забор в охраняемую зону. Причем все трое полезли, подсаживали друг друга! Если бы их поймали, были бы неприятности. Но они на такое шли: интерес был больше чувства самосохранения. Вот такое неугомонное поколение. И при этом всегда были готовы помочь, подсказать коллегам.
Когда Бруно Максимович Понтекорво предложил свою идею с нейтрино, Алексей Алексеевич ее подхватил, и они тут же отправились в ЛВЭ, где только что заработал ускоритель, эту идею проверять. Директор ЛВЭ тоже поддержал, сказал: “Работает сейчас Игорь Савин, надо договариваться с ним. Игорь Алексеевич потом рассказывал: “Что ж, такие люди пришли, мы посторонились”. И хотя в итоге для данного эксперимента аппаратура не подошла, но этот случай многое говорит о братстве ученых, которое тогда существовало. Физики остановили свой эксперимент, чтобы уступить время на ускорителе коллегам из другой лаборатории с интересной идеей. Да, это было. Такая была Дубна: когда каждый говорил, что думал. Это очень ценно.
Не забуду, как мы однажды сидели в “Гриле”, отмечали чей-то день рождения с братьями Нехаевскими. Зашел тогдашний директор ОИЯИ академик В. Г. Кадышевский. Подсел к нам за стол: мы все были хорошо знакомы. Владимир Геогиевич начал что-то рассказывать, я ему возражал. И одна дама из присутствующих, сотрудница ОИЯИ, поразилась: “Игорь Алексеевич, это же директор! Как вы можете ему возражать?” Вот это дух Дубны! Он всё еще есть, всё еще сохранился. И отец был одним из той когорты, благодаря которой этот дух, этот уклад и традиции появились.
И, конечно, здорово, что народ продолжает кататься на лыжах с горки, и горку эту называют Пиком Тяпкина. Продолжают кататься на водных лыжах, отец был одним из зачинателей традиции. И научное его наследие тоже весьма значительно.
Игорь Алексеевич Тяпкин