Joint Institute for Nuclear Research
25.12.2021

Professor A. A. Tyapkin “My Way to Physics”. Part 1. Parents and Their Origin. Childhood and Youth

Today, it is the 95th birthday of Doctor of Physics and Mathematics, Professor Aleksei Alekseevich Tyapkin. He, a renowned scientist, sportsman, and public figure, was also a talented narrator. Twenty-five years ago, a while before his 70th birthday, his memories “My Way to Physics”, where he recollects the events which influenced him and brought him into science, were published in the weekly newspaper “Dubna: Science, Community, Progress”.

This is what he wrote at that time: “On the eve of my 70th birthday, I decided to share memories with readers of the weekly newspaper “Dubna” about remote events of my youth which influenced the course of my life and pushed me into the most intriguing research area. Of course, the narration is full of personal experience, but I believe it will be the point that will arouse readers’ interest. Moreover, some of the revelations make sense only in the author’s narration. I’ll try to highlight those rare cases where I was forced to make decisions on my own which later predestined my life.”

студент 5 курса МИФИА. А Тяпкин, студент 5-го курса МИФИ. Из личного фотоархива И. А. Тяпкина.

Позднее я намерен опубликовать вторую часть своих автобиографических заметок, посвященную страницам научной биографии, в которой постараюсь припомнить некоторые мотивы, послужившие поводом заняться решением конкретной проблемы, а также осветить вопросы, связанные с признанием полученных результатов. При этом будут особо выделены те важные, с точки зрения автора, результаты, которые остались совсем незамеченными научной общественностью. Так что и в этом случае выбор темы воспоминаний должен оправдать не совсем традиционное для юбиляра автобиографическое повествование. А начну я свой рассказ с некоторых не совсем формальных биографических сведений."

РОДИТЕЛИ И ИХ ПРОИСХОЖДЕНИЕ

Я родился в Москве, на Пречистенке, 26 декабря 1926 года и был вторым ребенком в семье. Родители в 1924 году приехали в. столицу из Тамбова, где мой отец, Тяпкин Алексей Владимирович, родившийся в 1904 году в Рязани, по примеру двух старших братьев начал свою службу в пожарной охране. Моя мать, Наталия Алексеевна Тяпкина (девичья фамилия Коледина), родилась в 1903 году в Тамбове. Там же окончила первый курс педагогического института им. Н. К. Крупской, однако увлеклась живописью и ушла в художественное училище. Она писала масляными красками натюрморты и пейзажи. Удавались ей и копии картин знаменитых мастеров-реалистов: стена нашей комнаты в Москве была украшена копией «Березовой рощи» Куинджи.

Родители мамы были выходцами из крестьян Тамбовской губернии. Отец, Алексей Сергеевич (1875 года рождения), работал все годы санитаром в больнице, в Тамбове. Он скончался весной 1931 года, прожив всего 55 лет. Я помню его похороны. Помню и живого деда. Он работал за столярным верстаком в сарае, и меня постоянно привлекал ящик, наполненный гвоздями и другими интересными мелкими предметами. Чтобы попасть к деду, мне приходилось самому карабкаться по деревянным ступенькам крутой наружной лестницы, поскольку заветная мастерская находилась на втором этаже коллективного сарая. И эти детские воспоминания могли относиться лишь к лету 1929 года, когда родители привезли нас с сестрой в Тамбов. Сохранилась фотография, на которой изображены три поколения нашей семьи. Отсюда, между прочим, я определил, что в моей детской памяти живы отдельные эпизоды того времени, когда мне не было и трех лет.

Моя бабушка Евгения Николаевна Коледина после смерти мужа переехала жить в нашу семью, к своей единственной дочери. Всю свою жизнь эта простая и очень добрая женщина посвятила нелегкой домашней работе. Она скончалась на 69-м году жизни от инсульта, вернувшись с базара с тяжелой сумкой.

Мой дед по отцу, Владимир Тяпкин, ушел из жизни рано, и на его жену легли все заботы по воспитанию четырех детей. Известно, что он служил начальником железнодорожной станции где-то около города Козлова. Бабушка по отцу, Александра Николаевна (девичья фамилия Давыдова), с 30-х годов жила в Москве в семье своей дочери Веры Владимировны. Помню бабушку Сашу как женщину строгую и волевую. Она определенно происходила из разорившихся дворян и свой брак со служителем железнодорожной станции считала неравным. Она сумела убедить своих детей в том, что происходит не просто от дворянского рода Давыдовых, а является прямым потомком героя Отечественной войны 1812 года поэта-партизана Дениса Давыдова. В последующих поколениях эта версия не забывалась, и все вышедшие в наше время книги о самом поэте внимательно изучались и хранились. Но, насколько мне известно, никаких документальных или предметных подтверждений этой легенды в семье никогда не существовало.

Известно, что Советскую власть бабушка Саша приняла смиренно, как историческую необходимость, отвечающую чаяниям подавляющего большинства простого народа и передовых представителей всех сословий. И, конечно, не без прямого влияния матери ее два старших сына Николай и Владимир пошли служить в РККА, в буденновскую кавалерию. Было это в 1918-м, в самый смутный, начальный период гражданского противостояния.

Вот и все известные мне сведения о происхождении родителей. Следует лишь отметить, что отец никогда не скрывал своего дворянского происхождения, и в 1924 году в ленинский призыв он вступил в члены ВКП(б). В этот же год родители сыграли коммунистическую свадьбу и к концу года переехали в столицу.

В конце ноября 1926 года отец уехал в подмосковную Коломну в связи с его назначением на должность начальника пожарной охраны города и района. Вскоре после моего рождения к нему переехала и мать с двумя детьми. Там и прошли годы моего младенчества. Семья наша вернулась в Москву в 1931 году, когда отца направили на учебу в пожарный техникум. По рассказам родителей, в Коломне они прожили очень активный период своей жизни, в память о нем в семье осталось много фотодокументов. На пожары часто выезжала и моя мать — как участница добровольной санитарной дружины. Запомнился ее рассказ о выезде пожарной команды на ликвидацию последствий страшного крушения пассажирских поездов под городом Голутвин.

В мирное время служба в пожарной охране считалась делом отважных людей, уступавшим лишь охране границы и службе в милиции. С детства воспитанное уважение к мужественному труду пожарных вполне могло привести меня в ряды потомственных борцов с огнем, но все последующие зигзаги судьбы далеко увели от отцовской профессии. Что же касается его твердой веры в необходимость социального переустройства общества, я в своей жизни, как будет видно из дальнейшего, полностью подтвердил семейственную преемственность политических убеждений.

ДЕТСКИЕ И ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ

В Москве наша семья поселилась во вновь построенном пятиэтажном доме за Дорогомиловской заставой в двух небольших комнатах площадью 17 и 18 квадратных метров. В той же квартире проживала еще одна семья железнодорожника из трех человек. Описание быта в столичных новостройках начала 30-х годов дает ясное представление, сколь разительно изменился уклад жизни на протяжении жизни моего поколения.

Общая кухня в каждой квартире была оборудована так называемым «холодильником». Это был стол перед окном с деревянным ящиком и вентиляционным отверстием в стене. Работал холодильник, естественно, лишь в зимнее время да по почам ранней весною и поздней осенью. Значительную часть небольшой кухни занимала чугунная дровяная плита для приготовления пищи. В зимнее время квартиры обогревались так называемым «центральным» водяным отоплением, для чего в подвале каждого дома находился большой бак и хранилище каменного угля. В квартире был телефон общего пользования, шестизначный номер которого я помню и сейчас как «старого друга» моей молодости. Туалетная комната была, конечно, без лишних удобств типа умывальной раковины или ванной. Жители же деревянных домов и бараков, расположенных поблизости от нас, пользовались тогда наружными туалетами с выгребными ямами. В определенные дни каждого месяца по 3-й Извозной, расположенной за Киевским вокзалом, проезжал обоз лошадей с деревянными бочками, вывозивший на поля «ароматное» удобрение. Теперь этот район около станции метро «Студенческая» непосредственно примыкает к центру столицы, а тогда это была окраина Москвы, только начавшая застраиваться новыми домами. Наши дома существуют и по сей день. Только маленькие жилые комнаты в каждой квартире переоборудованы под ванные комнаты, а водяное отопление давно стало действительно центральным.

Все жители 10-квартирного подъезда жили открыто и дружно. А подрастающая в подъезде детвора вскоре значительно расширила круг знакомства и дружеских отношений на соседние подъезды и другие дома. Объединяли нас всех большой двор на три дома и построенная вскоре, на пустыре между нашим двором и студенческим городком, новая школа.

Поскольку отец из командира боевой пожарной дружины районного центра превратился на четыре года в студента техникума, то в семье из пяти человек, естественно, возникли материальные затруднения. Маме пришлось пойти на работу.

Предъявив справку об окончании первого курса пединститута в Тамбове и пройдя обучение на краткосрочных курсах, она стала учительницей младших классов. В 1935 году отец после успешной защиты диплома был назначен начальником пожарной команды в самом центре столицы около Трубной площади, и в семье снова появился материальный достаток. Тогда родители приобрели небольшой, так называемый кабинетный рояль фирмы «Беккер», который с трудом втиснулся в нашу комнату. Возможно, родители при наших с сестрой Ниной заметных успехах в частных занятиях направили бы нас в музыкальную школу, но в течение трех с лишним лет мы не оправдывали надежд. Частные уроки, однако, закончились вовсе не потому, что терпение родителей лопнуло, а только по материальным причинам, о которых чуть ниже.

В школу я пошел в 1934 году. Хорошо помню свою первую учительницу Нину Афанасьевну — женщину очень добрую и необыкновенно заботливую. Она довела нас до пятого класса, привив каждому первые навыки и любовь к новым знаниям. В последующих классах мы столкнулись уже с несколькими учителями, ревностно требовавшими от нас постоянного внимания и регулярного изучения своего предмета. Обычным методом педагогического воздействия был вызов подозреваемого в неблагонадежности ученика к доске в самый неожиданный для него момент. Бывало, только получишь хорошую оценку и со спокойной душой перестаешь учить уроки, как вдруг преподаватель повторно вызывает тебя и ставит неуд в журнал. Я систематически попадался на эту удочку буквально по всем предметам и в результате имел невысокие оценки за четверть. Правда, в конце года экзамены я, как правило, сдавал на отлично и тем самым несколько исправлял средние годовые оценки. Учителя на экзаменах убеждались в некоторых способностях своего ученика и обычно журили меня за непростительную лень в течение года. Так что усердие при подготовке экзаменов чаще всего обращалось против меня, так как способного лентяя на следующий год с новым усердием старались приучить к систематической работе. Так и закончил я перед самой войной седьмой класс, не проявив никаких особых склонностей к физике и математике. А главное, мое беспечное существование совсем не омрачалось серьезными раздумьями о будущей профессии.

В то лето, когда я окончил 4-й класс, вся наша семья отдыхала у сестры бабушки в Тамбовской области. Мы вернулись в Москву в самом конце августа, загорелые и счастливые, с подарком — щенком немецкой овчарки. На следующий день отец собирался пойти на работу. Но в начале ночи к нам в дом явились три человека в форме и предъявили ордер на арест отца. Затем они весьма формально провели обыск в наших комнатах, явно не надеясь обнаружить что-либо запрещенное. Это было в конце августа 1938 года, когда уже прошел основной пик «ежовских» процессов. Стала, видимо, иссякать богатая фантазия по поводу разнообразных «вредительских» диверсий.

Как выяснилось позднее, на этот раз дошли до пожарных, в основном начальников Московского управления, которым инкриминировалась подготовка большого пожара в центре столицы, включая Московский Кремль и другие правительственные здания. Мой отец в этом деле был далеко не главным, и от него требовалось лишь подтвердить получение от вышестоящих начальников вредительских указаний. Поэтому он избежал одиночных камер и соответствующих «изысканных» мытарств. Он сидел в общей камере, в которой содержалось сорок человек, искренне преданных партии и своему народу. Среди соседей по камере было много высококультурных людей, и отец потом говорил о тюрьме как о «своих университетах». Тесное общение с друзьями по камере помогло ему не пасть духом и, больше года выдержав допросы следователей, не подписать ни одного обвинительного протокола, а также не усомниться в своих коммунистических убеждениях. Оставаясь верными партии, он и его товарищи по несчастью свое тюремное заточение объясняли тем, что в следственные органы пробрались враги партии и агенты фашистской Германии.

Для семьи нашей тогда наступил самый тяжелый период. Мама в то время работала в детской библиотеке и постоянно подрабатывала дома как искусная портниха. Ее героический труд спас нашу семью. Когда отец после 14-месячного заключения, не имея от нас никаких сведений, подошел к двери своей квартиры, то больше всего его удивил и обрадовал раздавшийся лай нашей собаки...

Материалы взяты с сайта еженедельника "Дубна": http://jinrmag.jinr.ru/Arc_pdf/1996/1996-49.pdf 

Продолжение следует...