25.12.2021

Профессор А. А. Тяпкин: "Как я пришел в физику". Часть 1. Родители и их происхождение. Детские и школьные годы

Сегодня исполняется 95 лет со дня рождения доктора физико-математических наук, профессора Алексея Алексеевича Тяпкина. Известный ученый, спортсмен и общественный деятель, Алексей Алексеевич также был талантливым рассказчиком. Двадцать пять лет назад, в канун его семидесятилетнего юбилея, в еженедельнике "Дубна: наука, содружество, прогресс" были опубликованы мемуары "Как я пришел в физику", где он вспоминает о событиях, которые повлияли на него и привели в науку.

Вот что он написал тогда: "В канун своего 70-летия я решил поделиться с читателями еженедельника «Дубна» воспоминаниями о далеких событиях моей молодости, которые в значительной степени повлияли на дальнейшую судьбу и привели меня в интереснейшую область научных исследований. Конечно, рассказ насыщен субъективными переживаниями, но, думаю, именно этим он и будет интересен читателю. Кроме того, некоторые откровенные признания имеют смысл только в авторском изложении. Постараюсь выделить те редкие случаи, когда приходилось принимать самостоятельные решения, предопределившие дальнейший мой жизненный путь.

Тяпкин Алексей Алексеевич

студент 5 курса МИФИ А. А Тяпкин, студент 5-го курса МИФИ. Из личного фотоархива И. А. Тяпкина.

Позднее я намерен опубликовать вторую часть своих автобиографических заметок, посвященную страницам научной биографии, в которой постараюсь припомнить некоторые мотивы, послужившие поводом заняться решением конкретной проблемы, а также осветить вопросы, связанные с признанием полученных результатов. При этом будут особо выделены те важные, с точки зрения автора, результаты, которые остались совсем незамеченными научной общественностью. Так что и в этом случае выбор темы воспоминаний должен оправдать не совсем традиционное для юбиляра автобиографическое повествование. А начну я свой рассказ с некоторых не совсем формальных биографических сведений."

РОДИТЕЛИ И ИХ ПРОИСХОЖДЕНИЕ

Я родился в Москве, на Пречистенке, 26 декабря 1926 года и был вторым ребенком в семье. Родители в 1924 году приехали в. столицу из Тамбова, где мой отец, Тяпкин Алексей Владимирович, родившийся в 1904 году в Рязани, по примеру двух старших братьев начал свою службу в пожарной охране. Моя мать, Наталия Алексеевна Тяпкина (девичья фамилия Коледина), родилась в 1903 году в Тамбове. Там же окончила первый курс педагогического института им. Н. К. Крупской, однако увлеклась живописью и ушла в художественное училище. Она писала масляными красками натюрморты и пейзажи. Удавались ей и копии картин знаменитых мастеров-реалистов: стена нашей комнаты в Москве была украшена копией «Березовой рощи» Куинджи.

Родители мамы были выходцами из крестьян Тамбовской губернии. Отец, Алексей Сергеевич (1875 года рождения), работал все годы санитаром в больнице, в Тамбове. Он скончался весной 1931 года, прожив всего 55 лет. Я помню его похороны. Помню и живого деда. Он работал за столярным верстаком в сарае, и меня постоянно привлекал ящик, наполненный гвоздями и другими интересными мелкими предметами. Чтобы попасть к деду, мне приходилось самому карабкаться по деревянным ступенькам крутой наружной лестницы, поскольку заветная мастерская находилась на втором этаже коллективного сарая. И эти детские воспоминания могли относиться лишь к лету 1929 года, когда родители привезли нас с сестрой в Тамбов. Сохранилась фотография, на которой изображены три поколения нашей семьи. Отсюда, между прочим, я определил, что в моей детской памяти живы отдельные эпизоды того времени, когда мне не было и трех лет.

Моя бабушка Евгения Николаевна Коледина после смерти мужа переехала жить в нашу семью, к своей единственной дочери. Всю свою жизнь эта простая и очень добрая женщина посвятила нелегкой домашней работе. Она скончалась на 69-м году жизни от инсульта, вернувшись с базара с тяжелой сумкой.

Мой дед по отцу, Владимир Тяпкин, ушел из жизни рано, и на его жену легли все заботы по воспитанию четырех детей. Известно, что он служил начальником железнодорожной станции где-то около города Козлова. Бабушка по отцу, Александра Николаевна (девичья фамилия Давыдова), с 30-х годов жила в Москве в семье своей дочери Веры Владимировны. Помню бабушку Сашу как женщину строгую и волевую. Она определенно происходила из разорившихся дворян и свой брак со служителем железнодорожной станции считала неравным. Она сумела убедить своих детей в том, что происходит не просто от дворянского рода Давыдовых, а является прямым потомком героя Отечественной войны 1812 года поэта-партизана Дениса Давыдова. В последующих поколениях эта версия не забывалась, и все вышедшие в наше время книги о самом поэте внимательно изучались и хранились. Но, насколько мне известно, никаких документальных или предметных подтверждений этой легенды в семье никогда не существовало.

Известно, что Советскую власть бабушка Саша приняла смиренно, как историческую необходимость, отвечающую чаяниям подавляющего большинства простого народа и передовых представителей всех сословий. И, конечно, не без прямого влияния матери ее два старших сына Николай и Владимир пошли служить в РККА, в буденновскую кавалерию. Было это в 1918-м, в самый смутный, начальный период гражданского противостояния.

Вот и все известные мне сведения о происхождении родителей. Следует лишь отметить, что отец никогда не скрывал своего дворянского происхождения, и в 1924 году в ленинский призыв он вступил в члены ВКП(б). В этот же год родители сыграли коммунистическую свадьбу и к концу года переехали в столицу.

В конце ноября 1926 года отец уехал в подмосковную Коломну в связи с его назначением на должность начальника пожарной охраны города и района. Вскоре после моего рождения к нему переехала и мать с двумя детьми. Там и прошли годы моего младенчества. Семья наша вернулась в Москву в 1931 году, когда отца направили на учебу в пожарный техникум. По рассказам родителей, в Коломне они прожили очень активный период своей жизни, в память о нем в семье осталось много фотодокументов. На пожары часто выезжала и моя мать — как участница добровольной санитарной дружины. Запомнился ее рассказ о выезде пожарной команды на ликвидацию последствий страшного крушения пассажирских поездов под городом Голутвин.

В мирное время служба в пожарной охране считалась делом отважных людей, уступавшим лишь охране границы и службе в милиции. С детства воспитанное уважение к мужественному труду пожарных вполне могло привести меня в ряды потомственных борцов с огнем, но все последующие зигзаги судьбы далеко увели от отцовской профессии. Что же касается его твердой веры в необходимость социального переустройства общества, я в своей жизни, как будет видно из дальнейшего, полностью подтвердил семейственную преемственность политических убеждений.

ДЕТСКИЕ И ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ

В Москве наша семья поселилась во вновь построенном пятиэтажном доме за Дорогомиловской заставой в двух небольших комнатах площадью 17 и 18 квадратных метров. В той же квартире проживала еще одна семья железнодорожника из трех человек. Описание быта в столичных новостройках начала 30-х годов дает ясное представление, сколь разительно изменился уклад жизни на протяжении жизни моего поколения.

Общая кухня в каждой квартире была оборудована так называемым «холодильником». Это был стол перед окном с деревянным ящиком и вентиляционным отверстием в стене. Работал холодильник, естественно, лишь в зимнее время да по почам ранней весною и поздней осенью. Значительную часть небольшой кухни занимала чугунная дровяная плита для приготовления пищи. В зимнее время квартиры обогревались так называемым «центральным» водяным отоплением, для чего в подвале каждого дома находился большой бак и хранилище каменного угля. В квартире был телефон общего пользования, шестизначный номер которого я помню и сейчас как «старого друга» моей молодости. Туалетная комната была, конечно, без лишних удобств типа умывальной раковины или ванной. Жители же деревянных домов и бараков, расположенных поблизости от нас, пользовались тогда наружными туалетами с выгребными ямами. В определенные дни каждого месяца по 3-й Извозной, расположенной за Киевским вокзалом, проезжал обоз лошадей с деревянными бочками, вывозивший на поля «ароматное» удобрение. Теперь этот район около станции метро «Студенческая» непосредственно примыкает к центру столицы, а тогда это была окраина Москвы, только начавшая застраиваться новыми домами. Наши дома существуют и по сей день. Только маленькие жилые комнаты в каждой квартире переоборудованы под ванные комнаты, а водяное отопление давно стало действительно центральным.

Все жители 10-квартирного подъезда жили открыто и дружно. А подрастающая в подъезде детвора вскоре значительно расширила круг знакомства и дружеских отношений на соседние подъезды и другие дома. Объединяли нас всех большой двор на три дома и построенная вскоре, на пустыре между нашим двором и студенческим городком, новая школа.

Поскольку отец из командира боевой пожарной дружины районного центра превратился на четыре года в студента техникума, то в семье из пяти человек, естественно, возникли материальные затруднения. Маме пришлось пойти на работу.

Предъявив справку об окончании первого курса пединститута в Тамбове и пройдя обучение на краткосрочных курсах, она стала учительницей младших классов. В 1935 году отец после успешной защиты диплома был назначен начальником пожарной команды в самом центре столицы около Трубной площади, и в семье снова появился материальный достаток. Тогда родители приобрели небольшой, так называемый кабинетный рояль фирмы «Беккер», который с трудом втиснулся в нашу комнату. Возможно, родители при наших с сестрой Ниной заметных успехах в частных занятиях направили бы нас в музыкальную школу, но в течение трех с лишним лет мы не оправдывали надежд. Частные уроки, однако, закончились вовсе не потому, что терпение родителей лопнуло, а только по материальным причинам, о которых чуть ниже.

В школу я пошел в 1934 году. Хорошо помню свою первую учительницу Нину Афанасьевну — женщину очень добрую и необыкновенно заботливую. Она довела нас до пятого класса, привив каждому первые навыки и любовь к новым знаниям. В последующих классах мы столкнулись уже с несколькими учителями, ревностно требовавшими от нас постоянного внимания и регулярного изучения своего предмета. Обычным методом педагогического воздействия был вызов подозреваемого в неблагонадежности ученика к доске в самый неожиданный для него момент. Бывало, только получишь хорошую оценку и со спокойной душой перестаешь учить уроки, как вдруг преподаватель повторно вызывает тебя и ставит неуд в журнал. Я систематически попадался на эту удочку буквально по всем предметам и в результате имел невысокие оценки за четверть. Правда, в конце года экзамены я, как правило, сдавал на отлично и тем самым несколько исправлял средние годовые оценки. Учителя на экзаменах убеждались в некоторых способностях своего ученика и обычно журили меня за непростительную лень в течение года. Так что усердие при подготовке экзаменов чаще всего обращалось против меня, так как способного лентяя на следующий год с новым усердием старались приучить к систематической работе. Так и закончил я перед самой войной седьмой класс, не проявив никаких особых склонностей к физике и математике. А главное, мое беспечное существование совсем не омрачалось серьезными раздумьями о будущей профессии.

В то лето, когда я окончил 4-й класс, вся наша семья отдыхала у сестры бабушки в Тамбовской области. Мы вернулись в Москву в самом конце августа, загорелые и счастливые, с подарком — щенком немецкой овчарки. На следующий день отец собирался пойти на работу. Но в начале ночи к нам в дом явились три человека в форме и предъявили ордер на арест отца. Затем они весьма формально провели обыск в наших комнатах, явно не надеясь обнаружить что-либо запрещенное. Это было в конце августа 1938 года, когда уже прошел основной пик «ежовских» процессов. Стала, видимо, иссякать богатая фантазия по поводу разнообразных «вредительских» диверсий.

Как выяснилось позднее, на этот раз дошли до пожарных, в основном начальников Московского управления, которым инкриминировалась подготовка большого пожара в центре столицы, включая Московский Кремль и другие правительственные здания. Мой отец в этом деле был далеко не главным, и от него требовалось лишь подтвердить получение от вышестоящих начальников вредительских указаний. Поэтому он избежал одиночных камер и соответствующих «изысканных» мытарств. Он сидел в общей камере, в которой содержалось сорок человек, искренне преданных партии и своему народу. Среди соседей по камере было много высококультурных людей, и отец потом говорил о тюрьме как о «своих университетах». Тесное общение с друзьями по камере помогло ему не пасть духом и, больше года выдержав допросы следователей, не подписать ни одного обвинительного протокола, а также не усомниться в своих коммунистических убеждениях. Оставаясь верными партии, он и его товарищи по несчастью свое тюремное заточение объясняли тем, что в следственные органы пробрались враги партии и агенты фашистской Германии.

Для семьи нашей тогда наступил самый тяжелый период. Мама в то время работала в детской библиотеке и постоянно подрабатывала дома как искусная портниха. Ее героический труд спас нашу семью. Когда отец после 14-месячного заключения, не имея от нас никаких сведений, подошел к двери своей квартиры, то больше всего его удивил и обрадовал раздавшийся лай нашей собаки...