Брошюра

В КОНЦЕ 1949 года был введен в действие один из важнейших ядерных объектов нашей страны - пятиметровый синхроциклотрон, который был способен ускорять частицы до рекордных в то время энергий и по своим параметрам превосходил ускоритель, сооруженный в 1946 году в Беркли американцами. Тем самым был заложен фундамент крупнейшего физического исследовательского центра, который с 1956 года стал известен всему миру как Объединенный институт ядерных исследований.

Венедикт Петрович ДЖЕЛЕПОВ, член-корреспондент Академии наук России, почетный директор Лаборатории ядерных проблем ОИЯИ, был одним из первых физиков, получивших вскоре после войны новое назначение - в филиал Курчатовского института, который создавали на севере Московской области. Вот несколько эпизодов из его воспоминаний о событиях почти полувековой давности.

 

КОМУ НА ВОСТОК, А МНЕ НА СЕВЕР

Как-то летом 1948 года Игорь Васильевич Курчатов (мы звали его И. В.) пригласил меня к себе домой - он был болен и лежал в постели. Его коттедж на территории института в Москве мы называли "домиком лесника". Переступив порог, я услышал обычное: "Физкультпривет!" Потом последовали вопросы о текущей работе (в то время я уже закончил исследования по определению среднего числа нейтронов, испускаемых на акт деления различных изотопов ядер урана, и готовился к другим экспериментам).

И вдруг под конец разговора, как бы между прочим, И.В. говорит, что в ближайшее время мне придется уехать из Москвы...

- На "восток"? (Ведь там тогда разворачивались главные события, связанные с созданием ядерного щита Родины).

- Нет, совсем близко от Москвы, пару часов на ЗИМе.

- А какую задачу вы мне собираетесь поручить?

- Об этом сейчас сказать не могу. Ты по этой линии пока не оформлен. Предупреди жену, что вскоре придется тебе уезжать. А через пару недель, после оформления, все объясню.

- Но хоть что-то можете сейчас сказать?

- Нет, не могу. Ты ведь знаешь нашу систему - не положено.

"Нашу систему" я хорошо знал... Вскоре И. В. пригласил меня снова и сообщил, что вышло решение правительства о создании филиала его института, базовой установкой которого будет крупный ускоритель - синхроциклотрон.

- Научным руководителем филиала назначили Михаила Григорьевича Мещерякова, а тебя - его заместителем (и я, и М. Г. были тогда кандидатами наук).

- М. Г. тебя на днях пригласит и все подробно расскажет, - напутствовал Курчатов. - В Ленинграде, в Физтехе мы делали с тобой циклотрон с диаметром полюса 1,2 метра, а теперь вы будете строить пятиметровый...

Но Мещеряков не пригласил - уехал в отпуск. Что делать? Назначение получено.

- Ничего. Найди его отдел и скажи, что ты его заместитель. Или лучше поезжай к Минцу, у него делается технический проект ускорителя и идет моделирование всей высокочастотной системы. Магнит разрабатывает в Ленинграде Ефремов, ты тоже его хорошо знаешь, - подбадривал И.В.

И вот после знакомства с сотрудниками отдела и визита к Александру Львовичу Минцу в начале сентября 1948 гада я впервые приехал в эти места, но не на ЗИМе, а на довольно потрепанной "эмке". Оказалось, что шофер - надежный человек: участник боев под Сталинградом, возил Курчатова на "востоке". Он был моим сверстником: ему только исполнилось 35 лет - Александр Терентьевич Щербаков. Я был старше всего на четыре месяца ("Поэтому я у тебя и начальник", - объяснял ему в шутку). Около миллиона километров мы вместе с ним "накрутили" почти за 30 лет пока Щербаков работал со мной, причем без единой аварии.

От Москвы до Дмитрова шоссейная дорога по тем временам была относительно приличной, а до Большой Волги местами выложенная фашинником - лежавщими поперек бревнами, дальше что-то вроде проселочной. Слева канал Москва - Волга, справа леса, часто болота, селений совсем мало.

А. Л. Минц, в то время член-корреспондент Академии наук СССР, мне потом как-то рассказывал, что выбор площадки для нового ускорителя обсуждался на совещании у Л.П. Берия. Называлось несколько мест: в районе Клязьминского водохранилища, недалеко от Икши и еще место, где начинается канал Москва - Волга. Высказывались различные мнения, большинство присутствующих склонялось в пользу более близкого к Москве расположения "объекта" (так тогда назывались все ядерные "новостройки"). Но Берия довольно быстро и четко расставил точки над i, сформулировал окончательное решение, перечислил и аргументы, которые по его разумению, могли помочь решить задачу.

Первый его довод сводился к следующему: там есть большой лагерь (а лагерей было много на протяжении всего канала), следовательно, не будет недостатка в рабочей силе. Есть уже какая-то база (ecли таковой можно было считать бараки для заключенных и неказистые дома для охранников). Второе. Это место достаточно удалено от Москвы - 125 километров, и ученые не будут отвлекаться от своей основной работы. Третье. Там гораздо легче будет осуществлять секретность (в то время любые работы, связанные с ядерной физикой, велись как совершенно секретные). Четвертое. Koль вы, ученые, утверждаете, что вам потребуется большое количество электроэнергии, так там уже работает Иваньковская ГЭС. И пятое. - Вам нужно будет много воды? - В вашем распоряжении вся Волга... Вот так поселок Ново-Иваньково и стал местом "нового назначения" множества специалистов: строителей, монтажников, электриков, получали сюда распределение и только что закончившие вузы физики, инженеры...

 

УНИКАЛЬНЫЙ ГИГАНТ

Задача, которую предстояло решить, была ограничена очень жесткими сроками - в четвертом квартале 49-го года ускоритель надо было внести в строй. Ученым тогда не было известно, что этот срок обусловлен юбилейной датой - 70-летием Сталина.

Работа предстояла огромная. Достаточно напомнить параметры синхроциклотрона. Вес магнита - 7 тысяч тонн! Он состоял из железных плит длиной около 18 метров, каждая весом 120 тонн. Диаметр обмоток - свыше 10 метров. Высота магнита тоже около 10 метров.

Очень сложным в техническом отношении сооружением был главный Kорnyc ускорителя - 40 на 50 метров, высота около 40, железобетонные стены двухметровой толщины (защита от нейтронов). Фундамент стен был заглублен на 5 метров. Потолок корпуса состоял из 12 железных мостовых ферм, залитых бетоном, толщина потолка - 2 метра бетона и метр песка. Страшно тяжелое перекрытие, без всяких опорных колонн!

К созданию ускорителя были привлечены крупнейшие заводы страны: "Электросила", "Красный выборжец", "Ижора", "Севкабель", большое количество проектных институтов, "почтовых ящиков" paбoтaло вместе с нами. Организация работ была очень сложной, нo благодаря высочайшей oтветственности всех поставщиков и предприятий-исполнителей, строжайшему контролю за соблюдением графиков, сроки, в них предусмотренные, выдерживались достаточно точно.

Завод по производству бсгоия построили в непосредственной близости от корпуса ускорителя - ведь заливка велась круглосуточно. Прямо и строящемся корпусе был поставлен карусельный станок для намотки обмоток магнита. Его монтаж осуществлялся с помощью 150-тонного подъемного крана. Многотонные плиты для магнита доставлялись с "Электросилы" по железной дороге на специальных платформах (немецких, восьмиосных). В 8 вечера их отправляли из Ленинграда - ровно в 8 утра прибывают в здание ускорителя! График соблюдается очень жестко. He дай бог задержать платформу, не разгрузить и не отправить вовремя назад!

Проектирование основного электротехнического оборудования, включая систему питания электромагнита, с двумя генераторами по тысяче киловатт, было поручено специальному конструкторскому бюро при заводе "Электросила" под руководством Дмитрия Васильевича Ефремова - тогда первого заместителя министра Электропрома (позднее - министр). Непосредственно возглавлял работу КБ Евгений Григорьевич Комар. В этом же КБ по совместному заданию нашей лаборатории и лаборатории А. Л. Минца создавался рабочий проект ускорителя в целом. Руководил расчетами магнитной системы ускорителя Наум Абрамович Моносзон. Главным конструктором электромагнита, вакуумной камеры ускорителя, дуанта, резонансной линии и других узлов был Иван Федорович Малышев. Электромагнит был самым большим ключевым узлом ускорителя.

Рабочие чертежи со столов конструкторов сразу же шли в цеха завода.

Проект электротехнического оборудования, остальных систем и многочисленных кабельных сетей разрабатывал ГПИ ТПЭП под руководством В. А. Грачева.

Работы по проектированию и изготовлению мощного высокочастотного генератора, а также вариатора частоты выполняла лаборатория А. Л. Минца. Основными разработчиками этого оборудования были И. X. Невяжский, Б. И. Поляков, В. А. Лулулов, Э. М. Рубчинский.

...Нам было поручено большое и сложное дело. А время тогда было, как известно, крутое, ошибаться было нельзя. Мы должны были контролировать точное выполнение проектировщиками наших требований, наших проектных заданий, изготовителями - создание надежного, соответствующего чертежам оборудования, монтажниками - неукоснительно точного монтажа, и в то же время готовить научную программу и создавать аппаратуру для будущих исследований. Это требовало большого напряжения cил небольшого тогда коллектива лаборатории во главе с ее руководством.

Проектирование главного корпуса уокорителя, корпуса электропитания, лабораторного, жилых домов, общежитий, гаража, котельной, школы, пожарной части, административного и прочих зданий осуществлялось Ленинградским проектным институтом, руководимым очень опытным специалистом, прекрасно знающим дело, Александром Ивановичем Гутовым. Ленинградцы проектировали, кстати, и наши коттеджи. Спроектировали "объект" и город они добротно и красиво.

 

ПРОЧНЕЕ БЕТОНА БЫЛИ ЛЮДИ

Начальником строительства всего "объекта" и городка был генерал Александр Павлович Лепилов - крупный строитель, во время войны возводивший под Куйбышевом огромные корпуса для эвакуированных из Москвы и Ленинграда авиационных заводов.

Все строилось практически одновременно - главный, так называемый первый корпус, в котором размещался ускоритель, сам ускоритель, другие здания лаборатории и сам город.

На причал (там, где сейчас бассейн "Архимед") прибывали баржи с кирпичом, гравием, песком, лесом. Здесь же был один из "конечных пунктов" железной дороги, по которой тогда было разрешено пускать только грузовой транспорт. А вторая "станция" этой дороги позднее, к концу 48-го гада, была прямо в главном корпусе. Строительство и монтаж щли буквально "с колес".

Огороженная колючей проволокой вся территория "объекта" делилась на две части: в одной - лагерь, в другой мы, люди "свободного труда". Ситуация была нетривиальная: довольно просто было оказаться <по ту сторону> проволоки, среди заключенных, никуда не пришлось бы дале- ко ехать...

Народ сюда присылали очень квалифицированный, случайных людей среди нас не было. Контроль за строительствам "объекта" осуществлял так называемый Уполномоченный Совмина, который являлся сотрудником бериевского ведомства. Он по долгу службы регулярно сообщал в соответствующие инстанции о состоянии наших дел, о возникавших различного рода осложнениях, отступлениях от графика и обо всем прочем, что считал нужным. В общем, все мы здесь были "под колпаком".

Сооружение "объекта" в целом курировал заместитель министра, он же начальник Спецуправления Минэлектропрома Константин Назарович Мещеряков. В начале 1949 года магнит весом в 7 тысяч тонн вместе с обмотками возбуждения был собран всего за три месяца! В это время Константин Назарович практически ни разу не выезжал в Москву, жил здесь, в маленькой гостинице на Парковой (сейчас это улица Векслера).

В начале 49-го строители передали нам лабораторный корпус, научные сотрудники уже могли разместиться в нем со своей аппаратурой. Начал регулярно работать лабораторный научный семинар, которым руководил М. Г. Мещеряков. В энергетическом корпусе к середине года заканчивался монтаж оборудования.

И строительство городка шло довольно быстрыми темпами. Очень быстро возвели гостиницу, дома и общежития на Центральной (теперь это улица Жолио-Кюри), коттеджи на Парковой были готовы в начале 49-го года. Сначала же большинство вновь прибывающих останавливались "на постой" в коттедже на Трудовой (где сейчас живет директор нашей Лаборатории ядерных проблем). Так что в каком-то смысле это мемориальный дом, а тогда его хозяином был один из первопроходцев, инженер-строитель нашей лаборатории Федор Глебович Минеин.

Около 15 сборных домиков (с небольшими земельными участками) было построено в районе нынешней улицы Сахарова для рабочих котельной, мастерских, шоферов...

Работа повсюду шла почти круглосуточно. Место - болотистое, нужно было проложить дренажную систему, вырыть огромное количество траншей для подземных коммуникаций. А какая в то время была механизация?! В основном тачки.

Нашу лабораторию по соображениям секретности назвали... гидротехнической (ГТЛ). Это было совершенно закрытое до 1954 года учреждение (мы не печатали в журналах ни одной научной работы), и когда американцы, кажется, в начале 55-го впервые приехали сюда, то были поражены: их ускоритель в Беркли был меньше нашего!

В 56-м году, когда был создан Объединенный институт ядерных исследований и я был избран директором Лаборатории ядерных проблем, уже был построен красивый город, а наш ускоритель более 6 лет выдавал научную продукцию. И сколько раз вспоминалось, как начинали все строить на болоте, в глухом лесу, за колючей проволокой, как много критических, почти трагических моментов пришлось тогда пережить.

... Шло сооружение перекрытия над главным корпусом. Сложная и опасная работа. Вдоль железных ферм, удерживающих потолок, делалась деревянная опалубка, куда заливался бетон. Заливка должна была быть непрерывной, чтобы обеспечить плотность по всему объему фермы. Вдруг обнаружилось, что в процессе заливки бетоном первой фермы она начала прогибаться (ведь ее длина - 40 метров, и никаких подпорок нет). Стрела прогиба в какой-то момент достигла 20 сантиметров! М. Г. Мещерякова на "объекте" не было - Лепилов пригласил меня к себе: "Надо срочно вызывать проектировщиков!". Пригласили главного инженера Промстройпроекта профессора Стрелецкого, который обнаружил, что при расчетах не было в достаточной мере учтено, что жидкий бетон только нагружает ферму - еще не застывший бетон прочности не даст. Как быть дальше? Кому докладывать? Не сообщать же об этом Уполномоченному Совмина! Стрелецкий просидел за расчетами ночь и принял решение продолжать заливку бетона на первой ферме - пошел на риск. Прогиб составил 35 см, но ферма все-таки выдержала. А кто гарантирует, что ни одна из 11 оставшихся не окажется хуже первой? К счастью, организация, изготавливавшая фермы, работала с достаточно высоким качеством. В этом мы все убедились, но при заливке каждой следующей фермы были переживания.

Помню еще один тяжелый момент. При сооружении главного корпуса возник пожар на крыше - искра от сварки попала на небрежно брошенную куртку, та вспыхнула, а рядом - доски для опалубки и только что залитая бетоном очередная ферма в деревянной обшивке. Представляете ситуацию? Здание под 40 метров высотой - как туда подать воду? "Пожарка" только строилась. Была одна-единственная машина с лестницей максимум метров в шесть. Зима, к тому же сильный ветер. Подняли по тревоге лагерь.

Генерал Лепилов обратился к заключенным: "Прошу вас, братцы, не пощадите жизни - погасите пожар!" И люди как кошки начали карабкаться наверх по лестницам-времянкам и всем чем попало гасить: телогрейками, появившимися невесть откуда полотнищами теплоизоляции, водой, которую удалось поднять наверх подъемниками. Слава богу, огонь погасили и никто не погиб, но конечно, обожженные были.

 

"ОВЕС" БУДЕТ, НО НЕ СРАЗУ...

Я уже говорил, что все тогда делалось одновременно, по генеральному совмещенному графику: сооружался ускоритель, строилась лаборатория, рос город...

Главный инженер нашей лаборатории Алексей Владимирович Честной тесно взаимодействовал с монтажными организациями, его служба вела огромную работу по контролю и наладке оборудования, радиотехнических и других систем... Шло изготовление аппаратуры для работы с пучками частиц на ускорителе. Мне часто приходилось бывать на "Электросиле", в КБ Д.В. Ефремова, в лаборатории у А.Л. Минца, дважды был в Харькове, где у К.Д. Синельникова в ХФТИ делались главные высоковакуумные насосы для откачки камеры ускорителя (ее объем составлял 33 кубометра, необходимый вакуум - миллионные доли миллиметра ртутного столба).

...Летом 49-го мне позвонил И.В. Курчатов и сказал, что нужно будет сделать на заседании научно-технического совета ПГУ доклад о программе научных нсследований на синхроциклотроне. М.Г. Мещеряков в то время был в командировке на "востоке". Поэтому делать доклад надо было мне.

...Заседание вел Борис Львович Ванников. Он был тогда начальником ПГУ - Первого главного управления при Совете Министров СССР, (позднее "Средмаш"), которому подчинялись все ядерные объекты. В президиуме кроме него и Курчатова сидел еще М.Г. Первухин (зам. Ванникова), министр химической промышленности...

Вдоль длинного стола, метров двадцать, - генералы и академики, за ними директора и представители научных институтов, проектных организаций, ответственные работники министерств и, конечно, из "всемогущего ведомства".

Ванников спрашивает: "Кто докладывает?". Игорь Васильевич назвал мою фамилию. А я сидел на другом конце стола - из президиума не разглядеть.

- Джелепов есть?

- Есть!

- Сколько тебе нужно времени на доклад? (обращение к "подчиненным" на "ты" было тогда общепринятым).

- Сколько дадите, но минут 30-40 нe меньше...

Тогда не было никаких слайдов, заранее развесил плакаты, начинаю докладывать, что наш ускоритель предназначен для чисто фундаментальных исследований в области физики высоких энергий - изучения взаимодействия нуклонов (протонов и нейтронов) между собой, а также их взаимодействия с атомными ядрами, Будет изучаться также рождение пи-мезонов нуклонами высоких энергий, их взаимодействие с нуклонами и ядрами и т. д. Говорю, что ученые многое знают о взаимодействиях нуклонов с нуклонами и ядрами при низких энергиях, и это помогло сделать атомные реакторы и изготовить атомное оружие, а вот как поведут себя частицы и ядра при высоких энергиях, надо еще изучать...

Вдруг Ванников встает и говорит:

- Товарищ Джелепов, что ты нам хреновину тут рассказываешь? Скажи, овес из этого будет? (а тогда под "овсом" подразумевались те проблемы, которые надо было решать для создания ядерного оружия).

Отвечаю:

- В вашем понимании, Борис Львович, "овса" в ближайшее время не будет. Но в дальнейшем то, что мы собираемся изучать, может оказаться полезным для самых различных целей.

Ванников обращается к Курчатову:

- Игорь Васильевич! Для чего мы все-таки строим этот ускоритель?

И.В. молчит, будто не к нему вопрос относится. Ванников задает его вторично. Курчатов не отвечает. Поднимается Алиханов:

- Позвольте, я скажу. Все, что докладывает Джелепов, правильно. То, что ученые в свое время изучили соответствующие ядерные процессы при низких энергиях частиц, позволило, когда потребовалось, создать атомное оружие. И таким образом задачи, поставленные перед нами и перед вами правительством, мы решили. А вот когда через некоторое время вам потребуется решить какую-то иную задачу и вы нас спросите, как это сделать, то мы ответим, что, к сожалению, у нас нет ускорителя, с помощью которого можно получать необходимое новое знание. И мы не сможем вам помочь.

Упрямый Ванников снова обращается к Курчатову:

- Игорь Васильевич, как же так?

Курчатов поднялся, погладил свою бороду сверху вниз и сказал:

- Вот так, Борис Львович! Все, что говорили Джелепов и Алиханов, правильно. Ускоритель уже построен, мы собираемся осенью его запускать. Джелепов сейчас расскажет нам, какие исследования они планируют выполнять на этом ускорителе, как и какая аппаратура готовится. Наша задача - выслушать его, и если все разумно, то одобрить и утвердить программу.

После этого Ванников успокоился, и я смог продолжить доклад. Изложил всю программу, рассказал, какую аппаратуру мы уже сделали, что на ней в первую очередь будет изучаться, какие институты, кроме нашей лаборатории, собираются работать на ускорителе - ведь Курчатов создавал эту лабораторию как национальную. Сообщил и о том, что программа обсуждалась с теоретиками, и таким образом обеспечен соответствующий уровень понимания и постановки задач.

Начали задавать вопросы - я ответил на них. Потом Ванников дал слово академикам, директорам институтов, ученым - тем, кто собирался использовать ускоритель. Выступили с одобрением программы И.Е. Тамм, Л. Д. Ландау, И. Я. Померанчук, Л.А. Арцимович. Они подтвердили правильность наших подходов к решению намечаемых задач. Заключение сделал Курчатов. Было принято решение, одобряющее программу.

После заседания я вернулся в институт, дождался И.В. и спросил его:

- Как же так получилось, что Ванников как будто ничего не знал или ничего не понял?

Игорь Васильевич улыбнулся:

- Ванников хорошо знает, что нужно для бомбы, а какие-то новые проблемы фундаментальной науки ему неизвестны и непонятны. Но ты держался хорошо!

Вот какой своеобразный экзамен выдержал я тогда перед министерским начальством...

* * *

Все, о чем я здесь рассказал, было только прологом к эпопее, которая вместила в себя множество событий. Главное было впереди - сборка в целом, наладка и пуск нашего ускорителя - первенца Дубны, города, который еще не появился на картах.

В дальнейшем я постараюсь рассказать об этом завершающем этапе создания ускорителя, о тех людях нашей лаборатории, кто внес наиболее значительный вклад в это дело, в первые научные исследования - на самом большом в то время в мире ускорителе.

Записала воспоминания А. ГИРШЕВА.