13.01.2022

Профессор А. А. Тяпкин: "Как я пришел в физику". Часть 10

Как сын погибшего на войне я был освобожден от платы за обучение. К концу года я уже вполне преуспевал в учебе и добрая Мария Яковлевна искренне радовалась моим успехам. Учительница по истории даже обнаружила у меня склонность к историческим наукам и считала, что я напрасно собираюсь поступать в строительный институт. Конечно, я в то врем не воспринимал сколько-нибудь серьезно подобные мнения. Но теперь можно с определенностью сказать, что замеченные учительницей склонности все же впоследствии проявились. Имею в виду не только мой интерес к истории физики, но и конкретные опубликованные мною исторические находки, которым мог бы позавидовать любой профессиональный историк науки.

Тяпкин Алексей Алексеевич

Перед ноябрьскими праздниками войска генерала армии Н. Ф. Ватутина освободили Киев. По поводу освобождения столицы Украины Москва особо салютовала 24-мя залпами из 324-х орудий. Успешное наступление наших войск продолжалось и в дальнейшем на правой стороне Днепра. В конце ноября в районном военкомате я проходил призывную комиссию. Ее председатель в чине подполковника объявил об отсрочке призыва до окончания учебы. Думаю, такое решение по отношению к ученику подготовительного отделения могло быть обусловлено успехами на фронте.

В марте 44-го года мы сдавали экзамены за десятилетку специальной комиссии из школьных учителей и наши преподаватели во главе с заведующей волновались больше своих учеников. Шестнадцатого марта я уже стал студентом факультета промышленно-гражданского строительства. Таким образом, в итоге я даже на целый семестр опередил потерянный в начале войны учебный год. К тому времени наш институт уже находился на Спартаковской улице у пересечения с Доброслободской. Лекции по основным предметам для студентов первого курса всех факультетов читались в одной большой аудитории. Чтобы не остаться в конце зала, откуда были плохо видны надписи на доске, приходилось приезжать за 20 минут до начала первой лекции. Больше всего мне нравились лекции по математике, которые читал доцент Виктор Эразмович Фриденберг. Он был маленького роста, пожилой, но весьма энергичный и эмоциональный человек. Он аккуратно выписывал формулы, быстро перемещаясь вдоль длинной доски и успевая при этом энергично жестикулировать. Свой предмет он искренне любил и этим побуждал студентов к серьезному изучению трудной дисциплины. Позднее мне довелось слушать лекции по физике И. Е. Тамма, который по своей манере изложения напомнил мне доцента математики строительного института. С Фриденбергом я начал непосредственно общаться после того, как стал победителем организованной им в конце семестра олимпиады по математике. Он тогда озадачил меня нерешенной проблемой установления закона простых чисел, предупредив, что мои первые соображения он собирался обсудить во время экзамена по его предмету. Это необычное предложение не особенно меня взволновало, поскольку речь шла о нерешенной в математике задаче, а для формулировки общих соображений оставалось несколько недель.

В вузовском обучении мне больше всего нравилось почти полное отсутствие повседневного контроля. В течение целого семестра мы впитывали новые для нас знания на лекциях, групповые занятия в отдельных комнатах давали необходимую практику, а потом во время подготовки к экзамену и теория предмета, и практическая часть объединялись окончательно в единое знание. Но главное — такая свобода обучения позволяла заниматься вне программы: участвовать в конкурсах и выполнять дополнительные задачи наших преподавателей.

Мне хорошо запомнился мой первый экзамен в вузе по начертательной геометрии, который принимал крупный специалист, автор известного учебника, профессор Добрецов, постоянно носивший военную форму полковника. Практическая часть экзамена проходила в аудитории, заставленной большими чертежными досками с двумя кульманами на каждой доске. Я быстро решил свои задачи на пересечение различных поверхностей и затем, увидев, что сосед по доске, мой новый друг Саша Муратов, за это время справился только с одной задачей, поменялся с ним местами и решил ему остальные пять задач. И тем не менее, профессор придрался к какой-то нечеткости на одном из моих чертежей и поставил мне за сданные задачи предварительную оценку «четыре». Муратов же получил тогда «пятерку». Правда, на другой день мы сдавали теоретическую часть курса, и профессор поставил мне в зачетку общую оценку «отлично», а Саше — «хорошо».

После этой истории я уже старался не выскакивать на экзамене первым, а, подготовив ответ, помогал студентам своей группы и только потом шел отвечать. Надо заметить, состав студентов на первом курсе МИСИ был довольно-таки слабым. И на этом фоне совсем не трудно было отличиться даже таким как я, окончившим среднюю школу с большими пробелами в образовании. Во всех группах преобладал девичий состав и многие девчата были серьезно озабочены важнейшей для них проблемой — созданием семьи. Правда, в этом девичьем окружении мало внимания уделялось таким как я, не достигшим еще восемнадцатилетнего возраста. Зато к ребятам постарше, пришедшим с войны, в этом окружении было проявлено самое большое внимание. И многие вскоре выбрали себе спутниц жизни. Надо сказать, что я считал своей прямой обязанностью помогать бывшим фронтовикам учиться и в течение семестра, и, тем более, на экзаменах. Оказывал я помощь, естественно, и представительницам слабого пола. Правда, позднее, когда в конце второго курса мы сдавали экзамен по немецкому языку, то и девчата из нашей группы помогли мне остаться круглым отличником, снабдив меня готовыми переводами текстов.

Самым необычным у меня был экзамен по математике. На самом деле никакого экзамена и не было, а была задушевная беседа преподавателя с победителем студенческого конкурса. Виктор Эразмович с самого начала отложил в сторону мой экзаменационный билет и листочки с ответом и повел разговор о некоторых задачах прошедшей олимпиады. Ни самих задач, ни разговора о них я, конечно, не помню. А вот последующую беседу о законе простых чисел запомнил во всех деталях как яркое событие своей жизни. К заинтересовавшей меня научной проблеме я неоднократно с надеждой возвращался позднее.

Я прекратил ею заниматься лишь после совета академика Н. Н. Боголюбова. Как-то в конце 60-х годов он узнал от Д. И. Блохинцева о моем удачном обобщении одной из теорем в области теории простых чисел и вызвал меня к себе в кабинет. К моему удивлению, Н. Н. повел речь о напрасной трате сил на математическую проблему, не имевшей решения. «Множество способных математиков угробило на эту проблему массу сил и времени, получив лишь малозначащие результаты», — убеждал он меня. Я полностью согласился с крупнейшим математиком и физиком нашего времени. И после этого разговора я собрал свои записи и книги по теории чисел и убрал их подальше в верхний ящик высокой стенки в своей квартире.

В июне 44-го года я изложил Виктору Эразмовичу Фриденбергу последовательную схему получения простых чисел из натурального ряда за счет поэтапного убирания лишних чисел. Например, на первом этапе убираем все цифры, кратные 2, начиная с 4. Тогда оставшиеся числа: 1, 2, 3, 5, 7 (до квадрата следующего числа 3, равного 9) — могут быть только простыми числами, то есть допускают формально деление только на самих себя и на единицу. Затем, на втором этапе, помимо удаления четных чисел, устраняем числа, кратные 3. Оставшиеся (между квадратами простых чисел 3 и 5) могут быть только простыми: 11, 13, 17, 19 и 23. На третьем этапе, помимо устранения четных чисел и кратных 3, удаляем числа, кратные 5. Тогда оставшиеся числа на отрезке от 25 до 49 могут быть только простыми. Это будут цифры: 29, 31, 41, 43 и 47. На четвертом этапе для чисел, находящихся между 7^2 = 49 и 11^2 = 121, потребуется дополнительно удалить числа, кратные числу 11. Тогда оставшиеся обязательно должны принадлежать к множеству простых чисел.

После объяснения этой схемы получения простых чисел В. Э. сильно возбудился: «Боже мой! Святая наивность, не обремененная знаниями! Да знаете ли вы, молодой человек, что изложенный вами способ известен более двух тысяч лет, он открыт греческим математиком Эратосфеном и имеет название «Решето Эратосфена»? Да, по вашему оригинальному изложению я вижу, что вы не знаете этого древнего способа просеивания чисел через решето. Начать с переоткрытия результата Афинской школы! Это очень сильное начало! Ставлю вам единицу за экзамен. Не удивляйтесь, коллега, единица в этой школе была наивысшей оценкой». Затем он говорил, что после окончания первого курса мне непременно надо уходить на мехмат в МГУ. Но я был тогда далек от того, чтобы принять этот совет всерьез: еще свежи были воспоминания об условном принятии меня на подготовительное отделение. В результате после первой же сессии студенты нашей группы просто восхищались мною, а последующие мои успехи на втором и третьем курсах только закрепили эти добрые отношения. А рассказываю я об этом только для того, чтобы читателям было понятно, насколько по-человечески трудно мне было через несколько лет порвать со своим институтом и заново начать учиться в новом коллективе на физическом факультете. О том, как постепенно созревала эта мысль и что оказалось решающим для ухода из ставшего мне родным института, пойдет речь в следующем разделе моего рассказа.